Медицина это жизнь: Медицина-это жизнь. — Феникс27 — читать книгу в онлайн-библиотеке

Содержание

Медицина — это… Что такое Медицина?

Медици́на — область научной и практической деятельности по исследованию нормальных и патологических процессов в организме человека, различных заболеваний и патологических состояний, их лечению, сохранению и укреплению здоровья людей.

Слово «медицина» происходит от латинского словосочетания ars medicina («лечебное искусство», «искусство исцеления») и имеет тот же корень, что и глагол medeor («исцеляю»)^[1].

Символы

В существенном смысле, символическое значение в медицине имеют три знака.

Один из внешних символов медицины с конца XX века — шестиконечная «Звезда жизни»^[2]. Более древним символом медицины является посох Асклепия, который, согласно преданию, принадлежал великому целителю. Третий популярный знак — красный крест; его слава тесно связана с деятельностью Международного движения Красного Креста и Красного Полумесяца.

История

Древний мир

Лечение возникло на ранних стадиях существования человека. В странах Древнего Востока получила развитие т. н. жреческая, или храмовая, медицина.

Значительных успехов достигла медицина в античных государствах: древнегреческий врач Гиппократ, римский естествоиспытатель Клавдий Гален, александрийские врачи Герофил и Эрасистрат.

Древнекитайская медицина использовала более 2000 лекарственных средств (женьшень, камфору и др.). Применялся метод иглотерапии. Относительно высокого уровня достигли в Древней Индии анатомия и хирургия.

Средние века

Новое время

Отрасли

Теоретическая медицина

В медицине выделяют теоретическую медицину или биомедицину — область биологии, изучающую организм человека, его нормальное и патологическое строение и функционирование, заболевания, патологические состояния, методы их диагностики, коррекции и лечения с теоретических позиций.

Теоретическая медицина исследует теоретические основы лечения, предлагает пути развития практической медицины. Теоретическая медицина основана на логическом медицинском мышлении, подтвержденным научными теоретическими знаниями. Обобщение различных подходов дает теоретической медицине возможность создавать медицинские гипотезы, которые будут являться неотъемлемой частью практического мышления (из тезисов Райтера Д. В.). Теоретическая медицина — это первый шаг практики (проф. Соловьев В. З.).

Как правило, теоретическая медицина не затрагивает практику медицины в такой степени, в какой она занята теорией и исследованиями в медицине. Результаты теоретической медицины делают возможным появление новых лекарственных средств, более глубокое, молекулярное понимание механизмов, лежащих в основе болезни и процесса выздоровления, тем самым создавая фундамент для всех медицинских приложений, диагностики и лечения^[3].

Практическая медицина

В медицине выделяют также практическую, или клиническую, медицину (медицинскую практику) — практическое применение накопленных медицинской наукой знаний, для лечения заболеваний и патологических состояний человеческого организма.

Доказательная медицина

В современной медицинской науке всё шире применяются критерии доказательной медицины, которая требует строгих доказательств эффективности тех или иных методов лечения, профилактики или диагностики путём методологически корректно выполненных РКИ (рандомизированных контролируемых испытаний) — двойных слепых плацебо-контролируемых клинических испытаний. Любые другие методы, не получившие подтверждения эффективности в РКИ, отвергаются как нерелевантные и неэффективные, вне зависимости от их кажущейся эффективности в открытых исследованиях, когда некоторые участники исследования знают, какое именно воздействие получает пациент.

Поскольку вероятность многих заболеваний увеличивается с возрастом, интенсивно развиваются с позиций доказательной медицины такие разделы, как геронтология и гериатрия, изучающие проблемы замедления старения, антивозрастной терапии и профилактической медицины в пожилом и старческом возрасте.

См. также

Ссылки

Литература

Коды в системах классификации знаний

Примечания

Медицина в современном мире

Медицина, медицинская сфера всецело направлено на охрану здоровья населения и лечения различных человеческих заболеваний на разных ее стадиях. Медицинская наука при всем ее развитии, к большому сожалению все еще находиться на начало пути ее развития. Пока что человеческий организм можно сравнить с космосом, то есть пока что еще не удалось медицине изучить все тонкости человеческого организма. Для тончайшего изучения человеческого организма, как и для полного освоения космоса, вселенной необходимо время, старания, высокотехнологические оборудования, приборы, а также ученый состав и баснословные финансовые средства.

В современном мире каждый современный человек является свидетелем технологического развития, развития компьютерных технологий, развития сфер машиностроения, освоения космоса и развитие других жизненно важных сфер быстрыми темпами.

Медицинская сфера также не стоить на одном месте, а со временем развивается. В отдельных случаях медицине также удалось добиться небывалых высот. Например, в сфере пластической хирургии, операции по пересадке органов, фармацевтики, хирургии (лазерная хирургия), диагностики (современные оборудования УЗИ, рентген) и так далее. Но, однако, вслед за этим появляются новые проблемы, трудности и загадки связанные с болезнями, недомоганиями со стороны человеческого здоровья.

Например, развитие онкологических заболеваний среди молодежи и детей, эпидемия новых видов гриппа с необычными штаммами (мутация вирусов), возвращение старых заболеваний (коклюш), развитие такого неприятного заболевания как грыжа межпозвоночного диска и так далее.

Таким образом, медицина в современном мире как никогда нуждается в поддержке со стороны правительство страны. Поддержка медицинской сферы, профессоров которые ведут научные работы в медицинской сфере, а также выделение грантов медицинским ученым для детального изучения всех тонкостей тех или иных болезней и выявления эффективных методов профилактики и лечения заболеваний. Благодаря таким медицинским открытиям можно своевременно и эффективно выявить самые различные заболевания на ранних стадиях, назначить эффективные методы лечения, а самое главное узнать эффективные методы профилактики самых опасных на данных момент заболеваний.

Современной медицине уже давно бросали вызов такие заболевания, как онкологические заболевания, злокачественный опухоль, сахарный диабет, грыжа межпозвоночного диска, вирусные заболевания грипп (птичий грипп, свиной грипп, гонконгский грипп), гепатит, ВИЧ, СПИД и так далее.

Ученые со всего мира с большим усилием работают над разработкой эффективных методов борьбы с опасными заболеваниями, стараются создать эффективные лекарства для лечения онкологических заболеваний, ВИЧ и СПИД.

Но, пока что медицине еще не удается одержать верх над серьезными заболеваниями современности, которые считаются потенциальной угрозой для современного общества в целом. Медицинской науке еще предстоит пройти сложный и кропотливый путь, чтобы добиться абсолютного совершенства.

Медицина – это на всю жизнь

Заслуженный врач РСФСР Любовь Городилова, многие годы возглавившая железнодорожную больницу на станции Уссурийск в Приморье, отмечает свой 90-летний юбилей. Жизнь Любови Анисимовны – яркий пример трудовой доблести на благо своей Родины и своих земляков. Она всегда бралась за самые сложные и порой безнадёжные случаи, чётко осознавая, что это единственный шанс помочь. Любовь Городилова по-прежнему является примером для нынешнего поколения врачей НУЗ «Узловая больница на станции Уссурийск ОАО «РЖД» как символ высочайшего мастерства, честности, любви к своему делу и полной самоотдаче выбранной стезе.

Сегодня врача поздравляют коллеги не только из разных уголков Приморья, но и со всей России. Ученики и пациенты благодарят доктора и желают крепкого здоровья.

Любовь Городилова прошла большой путь от хирурга до руководителя лучшей на дальневосточной магистрали железнодорожной больницы на станции Уссурийск. Целых 35 лет из своей большой врачебной жизни Любовь Анисимовна отдала работе в УЖД. И даже приняв её руководство (с 1968 по 1987 годы), она не бросала хирургию.

При этом в жизненной копилке юбилярши не только трудовые заслуги, врач создала замечательную семью и воспитала достойную смену настоящих профессионалов своего дела. И сегодня, находясь на заслуженном отдыхе, доктор не представляет свою судьбу без медицины. Она по-прежнему участвует в жизни родной больницы, щедро делится с молодыми врачами дельными советами, откликаясь по первому зову.

Неожиданным и приятным сюрпризом для юбилярши стал приезд главы Уссурийского городского округа Николая Рудя, который вручил Почётную грамоту, ценный подарок и цветы.

— Вас всегда отличало умение сопереживать, проявлять участие в судьбе ближних. Ваш оптимизм, вера в светлое будущее, вселяли в людей надежду, помогая им выживать, несмотря на превратности судьбы. Судьба щедро наградила вас теми качествами, которые испокон веков были присущи медицинским работникам. Коллеги знают Вас как человека, преданного интересам своего дела, прирождённого организатора. От всей души желаю вам здоровья, тепла и доброты близких и родных людей, благополучия, оптимизма и любви, — сказал в своём поздравлении Николай Николаевич.

Любовь Анисимовна поблагодарила гостей и пообещала и дальше поддерживать своих коллег мудрым советом.

– Я твёрдо уверена, опыт – это не книжная мудрость, — подчеркнула врач. — Он добывается, как алмаз — в труде, в поту. Надеюсь, что мой опыт ещё принесёт пользу многим пациентам нашего округа и Приморского края.

Редакция портала VladMedicina.ru присоединяется ко всем добрым словам, прозвучавшим в честь чудесного доктора, и желает юбилярше здоровья, радости и долгих лет жизни.

Низкий вам поклон, Любовь Анисимовна, за ваш труд, любовь к людям и безграничную преданность своему делу – медицине!

Фото: дума УГО, личный архив Любови Городиловой

Медицинские катастрофы ближайшего будущего

Почему американская система здравоохранения приводит миллионы людей к опиоидной зависимости, когда перестанут работать антибиотики и в чем опасность избыточной медицины? Издательство Ad Marginem в рамках проекта «А+А» выпустило книгу Джулиана Шизера «Помогает ли нам медицина? Введение в XXI век», посвященную медикализации повседневной жизни и другим проблемам современного здравоохранения, — публикуем отрывок из нее.

В 2015 году врачи в Германии готовились перевести умирающего сирийского мальчика в отделение паллиативной помощи. Он страдал от буллезного эпидермолиза, редкого генетического заболевания, которое приводит к истончению и вздутию кожного покрова. Мальчик лишился кожи на всем теле, за исключением небольшого пятна на бедре. Лечение не помогало, и он принимал морфий, чтобы справиться с болью. Команда итальянских врачей опробовала экспериментальное генетическое лечение. Они взяли клетки из оставшегося участка кожи и использовали вирус для исправления дефектного гена LAMB3. Врачи выращивали колонии новых клеток в лаборатории. Эти колонии превратились в слои генетически модифицированной кожи, площадь которой почти равнялась площади всего тела мальчика. За две операции врачи пересадили кожу на его тело. Трансплантат начал приживаться через месяц. Новая кожа содержала стволовые клетки, позволяющие пересаженной коже самообновляться. Через два года после операции мальчик пошел в школу и теперь может играть в футбол. Ему не нужны мази или лекарства — ведь кожа была сделана из его собственных клеток — а значит, нет нужды подавлять отторжение трансплантата.

Это вызывает восхищение. Хотя ученые-генотерапевты и не хотели поднимать лишнего шума, эта история в духе невероятных достижений медицины прошлого: спасенная жизнь и надежда для миллионов людей, страдающих от мучительных заболеваний кожи.

Но есть и другая сторона медали, если вспомнить о прогрессирующем упадке общественного здравоохранения США. Передозировка наркотиков, в основном опиоидов, отпускаемых по рецепту, или их запрещенных заменителей — главная причина смертности в возрасте до 50 лет в США.

В 2015 году от передозировки наркотиков каждый день умирали 142 человека, то есть 52 000 за год. Большинство смертей были вызваны опиоидной зависимостью. В 2016 году количество умерших выросло почти до 63 000 человек, более 170 погибали ежедневно. Число умерших от передозировки превышает суммарное число погибших в ДТП и от огнестрельного оружия.

У этой запутанной ситуации множество причин, и многое оказало на нее влияние. Но без всяких сомнений, к этому приложило руку здравоохранение и выписывание рецептурных препаратов, вызывающих сильную зависимость. Эти препараты широко рекламировались. Истоки нынешней опиоидной эпидемии можно проследить до середины 1990-х годов, когда американские фармацевтические компании рекламировали легальные наркотики, особенно — медленно высвобождающийся полусинтетический опиоид оксиконтин. В результате сложной и чрезвычайно прибыльной маркетинговой кампании врачи активно рекламировали оксиконтин как универсальное болеутоляющее. Пациенты были уверены, что этот препарат безопасен. Они ошибались. Мало того что оксиконтин назначался в огромных дозах, он еще и вызывал сильное привыкание. Когда проблему признали и распространение лекарства было ограничено, люди обратились к фентанилу, который они покупали на черном рынке — и умирали от передозировки. К 2015 году более двух миллионов американцев были зависимы от опиоидов, в то время как 97,5 миллиона — 36,4 % населения — принимали болеутоляющие по рецепту.

Физическая и эмоциональная боль — вечные спутники человека.

Обезболивающие, которые, по понятным причинам, высоко ценятся людьми, на самом деле не лечат. Они не исцеляют болезнь или расстройство, а лишь смягчают болевые симптомы. В природе ничто не происходит без последствий.

Обезболивающие, как и большинство медицинских препаратов, обладают непредвиденными и часто нежелательными побочными эффектами. Опиоиды хорошо известны своей высокой аддиктивностью. Качественное же лекарство должно стремиться к преобладанию пользы над вредом от воздействия.

В некотором смысле вопрос, насколько эффективна медицина, некорректен. Это слишком сложная область человеческой деятельности и опыта.

Некоторые способы лечения иногда хорошо действуют на определенных людей. Другие способы лечения хорошо действуют на одних, но плохо (или никак) — на других. Но опиоидный кризис в США выявляет несколько факторов, стимулирующих развитие медицины в опасном направлении.

Некоторые из этих факторов, к примеру, ошибки в назначении лекарств, свойственны медицине. Их можно исправить. Другие же исправить невозможно. Возьмем, например, ожидания пациента от лечения. Благодаря успехам медицины, а также из-за внутреннего стремления к счастью люди принимают лекарства, чтобы избавиться от страданий, не обращая внимания на природу или причины своих страданий.

Могущественные корпорации, особенно фармацевтические компании, понимают, какую огромную прибыль смогут принести лекарства, которые исполнят желания покупателей и избавят их от страданий. Понятно, что врачи тоже хотят облегчить страдания своих пациентов. В частной, платной медицине подобное положение дел приносит прибыль, и могут возникнуть серьезные конфликты интересов. Пациенту нужен мощный болеутоляющий препарат. Врачу платят за то, чтобы он выписывал этот препарат. Естественно, врач будет его выписывать. Недостаток времени у врачей в сочетании с желанием пациентов получить помощь может привести к аналогичному результату.

Врач, который придерживается консервативного подхода о том, что боль иногда нужно терпеть, и который предупреждает, что лекарство со временем может навредить больше болезни, плывет против течения.

Опиоидная зависимость ужасна. Но впереди нас ждет гораздо более серьезная медицинская катастрофа: устойчивость к антибиотикам.

Отчасти это результат непрекращающейся дарвиновской борьбы за выживание между бактериями и антибиотиками, которые на них воздействуют. Бактериям свойственны случайные мутации, и некоторые из этих мутаций создают иммунитет; некоторые бактерии также приобретают иммунитет от других бактерий. Но широко распространенные злоупотребления этим механизмом, такие как чрезмерное назначение лекарств, их массовое использование в животноводстве и несоблюдение пациентами режима приема лекарств, ускоряет этот процесс. Появляются такие супербактерии, как МРЗС, или микробы с множественной лекарственной устойчивостью.

К сожалению, туберкулез (ТБ) — который, как мы думали, ограничивался только историей санаториев Викторианской эпохи — возвращается. В какой-то степени это действительно объясняется естественным отбором: выживают штаммы бактерий, устойчивые к антибиотикам. Эти бактерии размножаются. Но возвращение туберкулеза также является результатом плохого лечения и несоблюдения пациентами режима приема лекарств. Появляются штаммы туберкулеза, устойчивые к терапии первого ряда — также известные как штаммы туберкулеза с множественной лекарственной устойчивостью (МЛУ-ТБ). Больше всего тревожит появление штаммов, устойчивых к терапии второго ряда. Их также называют штаммами туберкулеза с широкой лекарственной устойчивостью (ШЛУ-ТБ).

Кризис антибиотиков — это еще и пример сбоя рынка в сфере медицины. Такой сбой может стоить жизни. Большинство фармацевтических компаний больше не проводят исследования антибиотиков. За последние сорок лет на рынок были выведены только два новых класса антибиотиков.

Статины обычно принимают на протяжении всей жизни, и поэтому они приносят долгосрочную прибыль. Антибиотики же принимают недолго. Поскольку антибиотики создают для устранения непосредственной угрозы жизни пациента, производители часто вынуждены снижать цены на подобные лекарства. Из-за того, что бактерии вырабатывают сопротивляемость к антибиотикам в течение короткого времени, их быстро снимают с продажи. Таким образом, фармацевтическим компаниям экономически невыгодно инвестировать деньги в создание антибиотиков.

Оценивая эффективность медицины, полезно также рассмотреть те проблемы, с которыми она сталкивается каждый день. Необходимо понять, что недостоверность — неизбежное свойство медицины. За исключением врачей, мало кто знает, насколько медицина недостоверна, несмотря на все утверждения о ее научности. Рассмотрим лечение двух распространенных заболеваний: рака простаты и боли в спине.

Рак простаты — самый распространенный вид рака у мужчин. В 2012 году в мире было зарегистрировано более 1,1 миллиона случаев, то есть 15% всех видов рака у мужчин. Самые высокие уровни заболеваемости были отмечены на Мартинике, в Норвегии и во Франции. В Великобритании около 10 000 людей ежегодно умирают от рака простаты, в США — около 30 000.

Обычно рак простаты выявляется с помощью первичного анализа крови на простатспецифический антиген и подтверждается биопсией. Существует несколько вариантов лечения: наблюдение или бдительное ожидание без терапевтического вмешательства, хирургическое удаление простаты (простатэктомия), гормональная терапия или один из видов лучевой терапии. Иногда совмещают несколько методов лечения. Трудно определить, какие разновидности рака опасны для жизни. Рак простаты, скорее всего, можно назвать причиной смерти. Но уверенности в этом нет. Потенциально опасные побочные эффекты возникают как при использовании лучевой терапии, так и при проведении простатэктомии: проблемы с пищеварением, недержанием мочи и потенцией. Многие страны избегают проводить регулярные обследования населения на предмет рака простаты именно из-за проблемы излишнего лечения. Врачи и пациенты находятся в затруднительном положении. Обнаружить рак простаты относительно просто. Но, выявив болезнь, необходимо ее лечить — и здесь возникают проблемы. Рак пугает многих людей, и они выбирают операцию или лучевую терапию, чтобы навсегда избавиться от него. Однако во многих (но не во всех) случаях подобное лечение не требуется.

Большинство решений о лечении принимаются в условиях неопределенности.

Теперь рассмотрим использование МРТ при болях в спине. Боль в спине является одной из основных причин инвалидности в мире. Хотя МРТ практически безопасна и способна показать удивительно подробное изображение позвоночника, такая томография дорого стоит, занимает много времени и почти полностью бесполезна во многих, если не в большинстве случаев. Боль в спине чаще всего неспецифична, что на языке врачей означает, что никто не знает ее причин. При такой боли томография может оказаться бесполезной. Позвоночник подвержен естественному износу. С возрастом позвоночник изменяется, так же как кожа теряет свою эластичность, а волосы — цвет и блеск. МРТ позвоночника может выявить эти изменения, но не может указать, являются ли они источником боли. Научное исследование показало, что МРТ выявляет аномалии у 87 из 100 здоровых людей, у которых спина не болит.

Проблема не ограничивается болью в спине и МРТ позвоночника. Наше тело несовершенно, и оно меняется с возрастом. В последние годы получили распространение коммерческие диагностические тесты для потребителей — от секвенирования ДНК для выявления факторов риска до сканирования мозга для обнаружения предраковых структурных изменений. Но эта информация почти не помогает выявить клинически значимые изменения. Без профессиональной врачебной оценки и объяснения результатов эти тесты способны лишь посеять тревогу. Как же может не пугать «научное» доказательство наличия отклонений или явно угрожающие тени и очертания на отлично выполненной МРТ? Такие доказательства ведут к неврозам и тратам на дальнейшую дорогостоящую и бессмысленную диагностику, что, в свою очередь, может привести к бесполезному лечению с риском возникновения побочных эффектов.

В третьей главе мы увидим, что не только неопределенность и беспокойство способствуют чрезмерной диагностике и лечению. Определения болезней расширяются, а диагностические пороги снижаются. Количество людей, находящихся в предболезненном, или преморбидном, состоянии, растет. Таким людям назначают лечение. У этой тенденции есть и хорошие стороны. Врачи могут обнаруживать заболевания, потенциально опасные для жизни, до того, как они станут неизлечимыми. Но такой подход также может привести к выявлению у людей бессимптомных изменений в организме, которые не являются смертельно опасными. Чрезмерная диагностика вредна. Врачи диагностируют болезни у здоровых людей, назначают ненужные и вредные лекарства и процедуры и бесцельно расходуют ценные ресурсы системы здравоохранения.

Когда количество лечебных мероприятий растет, а состояние здоровья не улучшается, мы сталкиваемся с избытком медицины.

Рак щитовидной железы — это классический пример чрезмерной диагностики и избыточного лечения. В научной статье 2013 года американский исследователь Хуан Брито и его коллеги доказали, что использование всё более совершенных диагностических методов привело к трехкратному увеличению выявления папиллярного рака щитовидной железы за последние 30 лет, при этом уровень смертности никак не изменился.

Фармацевтические компании и производители медицинского оборудования весьма заинтересованы в расширении перечня заболеваний. В 2014 году австралийский медицинский журналист Рэй Мойнихан и его коллеги изучили 16 государственных и международных руководств для врачей, опубликованных в период с 2000 по 2013 год, которые определяли диагностические критерии для 12 распространенных заболеваний в США. В десяти руководствах определение болезней расширялось, в одном — сужалось, для остальных пяти данные не были однозначными. Руководители 12 комиссий и около 75% составителей этих руководств были связаны с фармацевтическими корпорациями и промышленностью.

Медицинское обследование населения также может привести к чрезмерной диагностике и ненужному лечению. Обследование населения — это регулярные осмотры групп людей, обычно без каких-либо симптомов, для выявления отдельных расстройств. С помощью обследований можно выявить тех, у кого симптомы еще не появились, но существует риск заболеть опасными болезнями, например раком. Но у такого подхода есть и отрицательные стороны. Скрининговые тесты не всегда точны — они могут давать как ложноположительные, так и ложноотрицательные результаты. Когда заболевание диагностируется, — хотя болезнь может никогда и не развиться, — люди начинают принимать ненужные лекарства.

За последние несколько десятилетий ученые-медики сформировали серьезные требования к доказательной медицине. Данные, полученные в результате рандомизированных контролируемых исследований (РКИ), должны заменить традиционные подходы в клинической медицине.

Были и достижения: врачи, руководствуясь указаниями по лечению, основанными на данных исследований, значительно продвинулись в лечении астмы и профилактике послеоперационной эмболии. Но РКИ часто фокусируются на отдельных расстройствах, не обращая внимания на сложные сопутствующие заболевания. В реальной жизни сопутствующие заболевания встречаются часто, так что уместно задать вопрос — насколько полезны РКИ для клинической практики? Буквальное следование стандартным указаниям может привести к тому, что врачи в конечном счете перестанут обращать внимание на пациентов, а будут руководствоваться лишь статистически усредненными данными. Фармацевтические компании часто проводят исследования, и между разработчиками лечебных руководств, основанных на фактических данных, нередко возникают конфликты интересов. Профессор Стэнфордского университета Джон Иоаннидис выявил еще одну серьезную причину для беспокойства. Он доказал, что многие опубликованные исследования не вызывают доверия.

Горькая ирония современной жизни заключается в том, что мы избавились от множества вещей, угрожавших нашему здоровью, но теперь нас убивают болезни, вызванные чрезмерным достатком, к примеру, ожирение. По данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), у каждого третьего взрослого человека в мире наблюдается избыточный вес, а каждый десятый болен ожирением. Последствия ожирения — сердечно-сосудистые заболевания, инсульт, гипертония, депрессия, скелетно-мышечные нарушения, такие как остеоартрит, диабет 2-го типа и некоторые виды рака, включая рак молочной железы, толстой кишки, почек, печени и эндометриоз — наносят серьезный вред здоровью. При этом почти 800 миллионов человек в мире страдают от калорийной недостаточности, а 2 миллиарда — от дефицита питательных микроэлементов. Да-да, можно одновременно страдать от ожирения и дефицита питательных веществ.

Ожирение, как и другие заболевания образа жизни, наглядно демонстрирует ограниченность медицины. Врачи могут лишь консультировать по вопросам изменения образа жизни и более-менее исправлять последствия патологических реакций организма на чрезмерное увеличение веса и потребления алкоголя, наркотиков или табака. Из 74 способов лечения ожирения, зарегистрированных Всемирным институтом Маккинси в 2014 году, только четыре были связаны с собственно терапией. Личный выбор человека и стоящее за ним устройство общества гораздо более важны в борьбе с болезнями образа жизни, чем медицина.

Нет более спорной и запутанной области медицины, чем психиатрия.

Томас Сас (1920–2012), профессор психиатрии в Сиракузском университете в Нью-Йорке, сделал спорное, но широко известное заявление — он объявил психические заболевания мифом. Сас говорил, что тело может заболеть, а разум — нет. Психическое заболевание — это метафора, перенос критериев медицины, излечивающей тело, на психику и поведение. Такой перенос далеко не безвреден. «Медикализация» душевных страданий — «фабрика безумия» — служит как профессиональным интересам психиатрии, так и потребностям общества в регулировании и контроле. Французский историк и философ Мишель Фуко (1926–1984), не являвшийся психиатром, утверждал, что объективная «наука» о психических заболеваниях не имеет ничего общего ни с реальностью, ни с наукой, ни со здоровьем. Психиатрия, по Фуко, — это завуалированный метод общественного контроля за поведением тех, кто стремится жить иначе.

Эти идеи, связанные с антипсихиатрией 1960-х и 1970-х годов, сегодня кажутся не столь актуальными. Эпоха сумасшедших домов, где сотни пациентов содержались в нечеловеческих условиях, ушла в прошлое. В наши дни основная проблема — борьба за получение соответствующей психиатрической помощи для тяжелобольных людей. Люди с серьезными психическими расстройствами могут быть очень уязвимы. Борьба за их свободу вступает в противоречие с необходимостью обеспечить им уход и поддержку.

Даже в период расцвета антипсихиатрии ее сторонники сталкивались с тем, что душевные расстройства реальны и их симптомы стабильны. Всё это свидетельствовало в пользу существования реальных, а не вымышленных болезней.

Использование лития для улучшения состояния больных биполярными расстройствами, развитие нейробиологии, возможности нейровизуализации, выявление связей между определенными генами и психическими заболеваниями, а также воодушевление, связанное с появлением нового поколения селективных ингибиторов обратного захвата серотонина (СИОЗС) для лечения депрессии, привели к мнению о том, что психическое заболевание не является социальным конструктом.

Но проблема осталась. Психические заболевания по-прежнему подвержены влиянию общественных норм.

Лишь в 1973 году гомосексуализм был убран из настольной книги американских психиатров — Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам (DSM). Можно обратиться и к более ранним примерам подобного абсурда — в 1851 году американский врач Сэмюэл Картрайт (1793–1863) опубликовал статью, в которой предлагалось ввести новое психическое расстройство, вызывающее у рабов желание бежать, — драпетоманию.

Новая версия DSM-5, опубликованная в 2013 году, вызвала споры о том, являются ли психиатрические состояния заболеваниями. Определения болезней были расширены, в руководство добавили новые заболевания — интернет-зависимость, застенчивость у детей, невротическую экскориацию. В Великобритании Отдел клинической психологии Британского психологического общества разнес в пух и прах новую редакцию руководства. По словам представителей Отдела, подобные критерии диагностики ненадежны и неточны.

Рассмотрим депрессию, которая в настоящее время является одной из основных причин инвалидизации в мире, наряду со скелетно-мышечными заболеваниями. Как это случилось? Дадим слово одному из наиболее известных людей, страдавших от тяжелой депрессии, — Уильяму Стайрону (1925–2006), автору книги «Выбор Софи» (1979).

В конце 1980-х годов Стайрон писал о лечении депрессии: «Напряженные и до смешного непримиримые разногласия в современной психиатрии — раскол между теми, кто верит в психотерапию, и сторонниками фармакологии — напоминают медицинские споры XVIII века (делать кровопускание или не делать) и подчеркивают необъяснимую природу депрессии и трудность ее лечения».

Прошло 25 лет с момента написания этих строк. Изменилась ли ситуация? Большинству пациентов, страдающих от депрессии, скорее всего, выпишут антидепрессанты. Национальная медицинская библиотека США сообщила, что в 2017 году 40–60% людей, принимающих антидепрессанты, стали чувствовать себя лучше. Но почувствовали улучшение и 20–40% тех, кто принимал препараты плацебо. Исследования показывают, что в целом антидепрессанты способствуют улучшению состояния у трети пациентов.

Факты также говорят о том, что когнитивно-поведенческая терапия так же эффективна, как медикаментозное лечение, и что дальнейшее улучшение состояния пациентов достигается путем сочетания этих двух подходов. Получается, что лекарства, которые влияют на уровень серотонина в мозге, столь же эффективны — но не обязательно более эффективны, — чем безлекарственное лечение, нацеленное на прерывание негативного цикла мышления и улучшение настроения. Насколько хорошо мы понимаем самое распространенное психическое расстройство наших дней? Насколько мы ушли вперед по сравнению с одним из психиатров, лечивших Стайрона, сказавшим: «Если вы сравните наши знания с открытием Америки Колумбом, то нам Америка еще неизвестна; мы пока открыли разве что один островок на Багамах».

Противоречия между ожиданиями от современной медицины и реальностью человеческой уязвимости наиболее ярко проявляются в медикализации смерти.

Предсказания футурологов смешны и не выдерживают никакой критики. Тело изнашивается, и рано или поздно приходит смерть.

Мы хотим прожить дольше и облегчить наши страдания, поэтому мы обращаемся за помощью к врачам.

Рассмотрим продолжительность жизни. Долголетие не является заслугой исключительно клинической медицины, но всё равно впечатляет. По данным журнала The Economist, средняя продолжительность жизни за последние четыре поколения увеличилась больше, чем за предыдущие восемь тысяч. В 1900 году средняя продолжительность жизни в мире составляла около 32 лет, сейчас — 71,8. Во многом (но не во всем) это связано со снижением детской и младенческой смертности. И человечество смогло не только увеличить продолжительность жизни, но и с помощью обезболивающих средств сделать смерть менее болезненной.

У этих достижений есть и непривлекательная сторона. Смерть перестает быть естественным концом жизни и становится медицинским событием, а учитывая цель медицины — ее провалом.

Мы больше не умираем спокойной и естественной смертью. Мы умираем в палатах интенсивной терапии, подключенные к множеству устройств, или в домах престарелых, среди чужих людей. Можно ли назвать такую медицину правильной? Что мы продлеваем — жизнь или страдания умирающих?

Несколько недель перед смертью пациента заполнены чередой больничных медицинских процедур, большинство из которых бесполезны. За последние 20 лет вышло множество исследований, доказывающих, что «неэффективное лечение» в конце жизни получило широкое распространение. Причин тому много: сложность точного предсказания наступления смерти, различные защитные механизмы психики — от боязни медицинского персонала получить судебный иск до нежелания, чтобы в их смену кто-то умирал. Врачи хотят доказать родственникам умерших, что они сделали всё возможное. Более 10% американцев с раком на последней стадии проходили химиотерапию в последние две недели жизни, несмотря на то что результата от нее не было. 8% перенесли операцию на последней неделе жизни. Неужели вот так мы хотим провести свои последние дни?

Акцент на высокотехнологичной терапии, подразумевающей подсознательный отказ принять неизбежность смерти, может привести к недооценке хорошей паллиативной помощи. Если врач понимает неизбежность смерти, он может облегчить процесс умирания пациента и дать ему шанс использовать оставшееся время своей жизни наилучшим образом. В настоящее время предсмертный медицинский уход сводится к бесплодным попыткам отсрочить неизбежное с помощью высоких технологий. Выгоду от такого подхода получают лишь производители и поставщики платных медицинских услуг. Необходимы ли такие большие затраты на эти бесплодные попытки?

Медицина может достигать впечатляющих результатов. Но, как мы видим на примере медикализации смерти, увеличение количества применяемых лекарств не всегда приводит к увеличению эффективности лечения. Иногда чрезмерное лечение вредно: выгода неочевидна, а затраты внушительные. Как мы увидим в третьей главе, существуют весомые причины, благодаря которым медицина проникает во всё большее число областей человеческой деятельности.

Неужели жизнь — это только медицинский феномен?

Студенты медфака УлГУ: «Врач — это не профессия, а призвание».

Одна из самых важных профессий в мире — спасение человеческих жизней. Людям в белых халатах мы доверяем свое здоровье. Обозреватель 1ul.ru выяснил у студентов-будущих врачей, что для них значит медицина, и почему они решили посвятить себя этой работе.

Рустям Байгузин:

— Медицина для меня — это жизнь, без нее я не представляю себя. Как сказал Конфуций: «Выберите себе работу по душе, и вам не придётся работать ни одного дня в своей жизни». Именно так и получилось в моей судьбе. Что бы ни говорили люди, медики были и остаются элитой общества. Врач — самая уважаемая профессия, хотя и не всегда благодарная. Мне нравится помогать людям, я готов тратить своё здоровье, чтобы восстановить чужое. Ведь самое ценное в жизни — это увидеть благодарные глаза твоего пациента.

Наталья Сафронова:

— Медицина для меня — это не только профессия, для меня, прежде всего, это образ жизни. Приходится всю свою жизнь пересмотреть и перестроить, многое поставить «на кон» ради того, чтобы стать хорошим специалистом. Ни одна специальность не накладывает на тебя столько ответственности за жизнь и здоровье человека. Медицина безгранична: её невозможно познать до конца, нет шаблона работы — все люди очень разные и к каждому нужен свой подход. Поэтому врачу всегда необходимо развиваться. И конечно, профессия врача — самая гуманная, всегда приятно делать добрые дела, понимать, что это кому-нибудь нужно… Стать врачом решила давно — мама фельдшер по специальности, и я много раз видела, как она помогает людям не только на работе, но и вне стен лечебного учреждения. Это и вдохновило меня на выбор в пользу медицины.

Владислав Орёлкин:

— В повседневной жизни человек способен решить важнейшие задачи, преодолеть многие проблемы, но, как правило, не задумывается о своем здоровье, о необходимости внимания и заботы о нем. И только когда перед болезнью становиться бессильным, понимает, какова цена человеческой жизни. Именно в таких, самых трудных ситуациях на помощь приходит врач. Важным направлением развития современной медицины являются новые методы лечения и профилактики заболеваний. Для меня важно направить свою деятельность как раз на решение этих сложных профессиональных задач — предупреждения болезней, эффективное лечения, а также обеспечения сохранения и укрепления здоровья и повышение качества жизни.

Александра Меньшикова:

— Почему я связала свою жизнь с медициной? Во-первых, у меня родители кандидаты медицинских наук, врачи акушер-гинекологи. Уже с детства в доме у меня на слуху были разговоры на медицинские темы. Медицина — это очень интересная наука. Я учусь уже на пятом курсе, с каждым годом узнаю всё больше интересного и нужного. Во-вторых, я в жизни всегда стараюсь помочь людям, меня мама часто называет «Матерью Терезой». Я очень хочу в будущем стать высококвалифицированным врачом, помогать людям сохранять их здоровье на долгие годы.

С выбором профессии я уже определилась: врач-дерматовенеролог. К окончательному выбору пришла после цикла дерматовенерологии. Меня многие не понимают, как мне нравятся все эти заболевания, но мне это очень интересно. Я люблю, чтоб результат был на лицо. Очень приятно видеть плод своих трудов, красивых пациентов с улыбкой на лице, без страданий.

Ксения Шайхаттарова:

— Когда ты маленькая девочка и мама приводит тебя в больницу, ты понимаешь, что чем-то отличаешься от остальных детей. Ты странная, потому что не плачешь и не боишься врачей, а с интересом рассматриваешь их белые халаты, смешные шапочки и странные железные штуки, которые они суют себе в уши и что-то все время слушают. Ты сохраняешь это чувство восторга и проносишь его сквозь года, для того, чтобы в день, когда нужно решить, куда повернуть на своём жизненном пути, не колеблясь ни минуты, выбрать медицину. Почему? Все просто, медицина — это океан, и жизни не хватит, чтобы полностью в него окунуться. Просто представьте тело человека! Сколько всего еще предстоит открыть и узнать о нем. И именно ты и именно сейчас можешь этому поспособствовать. Жизнь, любовь к профессии и человеку, страсть, к своему делу — все это и есть для меня медицина. Желаю всем найти такое же дело в жизни и надеюсь, что вы будете так же счастливы, как и я!

Фото из личных архивов

«Если жизнь бесцельна, то и медицина не нужна»

Иеродиакон Феодорит (Сеньчуков) продолжил работать на «скорой» и после принятия сана. Своим опытом соприкосновения с уходом людей, мыслями о жизни духа человека, когда нарушена его психика или нет сознания, о переходе в иную жизнь, о том, как уходят люди праведной жизни, отец Феодорит делится с журналом «Фома».

Иеродиакон Феодорит с напарником службы «скорой помощи». Выход на дежурство.

Интересная профессия

Профессия врача-реаниматолога появилась в моей жизни раньше, чем вера. Врачом я очень хотел быть в раннем детстве, а уже обучаясь в мединституте выбрал реаниматологию как специальность. На «скорой» начал работать еще студентом и с тех пор трудился там почти без перерывов, много лет совмещая это дело с работой в стационаре.

Реанимация — это, на самом деле, самая интересная медицинская специальность, если не считать психиатрию и патанатомию (СНОСКА: Патологическая анатомия). Смысл работы врача-реаниматолога — прогнозировать ситуацию с больным таким образом, чтобы избежать наихудших сценариев.

Как на фронте атеистов не бывает, так атеисты крайне редко встречаются и в медицине. А уж встретить среди реаниматологов человека по-настоящему неверующего — вряд ли возможно. Среди медиков бывают люди, которые с Богом спорят. Помните, как у Маяковского: «Я думал, ты всесильный божище, а ты недоучка, крохотный божик». Богопротивники бывают, атеистов — нет. И когда я стал работать в медицине, пришло осознанное ощущение того, что не может быть ничего просто так…

Есть ли жизнь без смысла?

До веры я потихонечку дошел. Я очень рано научился читать: в 4 года уже читал бегло и много, поскольку интересовался всем чем угодно — от устройства туалета до философских построений, а в три года разъяснял друзьям моих родителей разницу между инфляцией и девальвацией. Естественно, попадались и книжки по атеизму. И это был кладезь библейских цитат! И вот когда я в первых классах школы прочитал «Библию для верующих и неверующих» и прочие гадости, меня стала интересовать эта тема. Так что уже школьником, будучи некрещеным, я все-таки знал фабулу Евангелия. Кроме того, моя мама инженер-строитель, ее друзья — архитекторы, я с детства ходил к ней на работу и был воспитан на русской иконе. Школьником заходил в храмы — мне было интересно. А крестился достаточно «случайно»: таинство совершили на дому, нас крестили вместе с сыном маминой подруги, «за компанию».

И в какой-то момент работа мне стала давать понимание того, что жизнь человеческая не может существовать без цели. А если так, то должно быть что-то выше нас. Есть такая теорема Гёделя о неполноте: непротиворечивость системы не может быть доказана в рамках самой системы. Другими словами, смысл человеческой жизни не может быть объяснен исходя из самой человеческой жизни. Если жизнь бесцельна, то и медицина не нужна в принципе: какая разница, умрешь ты сейчас или через десять лет, если все равно тебя не станет, ты исчезнешь? Кстати говоря, почему в Советском Союзе не было нейрореанимации? Потому что неврологический больной, выйдя из тяжелого состояния, становится глубоким инвалидом, а жизнь таких людей, исходя из материализма, не имеет смысла — такие люди не нужны для строительства социализма… Я стал задумываться над такими вещами, так и пришел к вере в Бога.

На богослужении

Смерть как работа и как тайна

Понятно, что у человека, который со смертью работает, отношение к ней более трезвое, спокойное. У меня нет священного ужаса перед смертью. Я отношусь к ней как к работе. В Писании сказано, что дело врача — продление жизни: Ибо и они (врачи) молятся Господу, чтобы Он помог им подать больному облегчение и исцеление к продолжению жизни (Сир 38:14). В этом смысле разница между врачом и обычным человеком, может быть, только в том, что врач более трезво смотрит на это. Умер человек — помяну его потом: весь мой помянник исписан моими покойниками. Но тайна смерти от этого никуда не девается!

К примеру, есть определенная точка, после которой мы не можем отвратить смерть. Самый характерный пример этому — уход моей бабушки. Она тяжело болела и в последние минуты была уже без сознания. Я и еще несколько человек находились рядом. И вдруг, будучи без сознания, бабушка подняла руку и сделала жест, который можно было понять однозначно только одним образом: «Всё». После этого никакие реанимационные меры не помогали — сердце не запускалось. Свидетелей этого жеста было несколько, так что показаться мне не могло.

Не всегда этот момент можно определить — мы же люди, можем ошибиться. И даже если точка пройдена, это не значит, что мы должны все бросить: врач должен спасать до конца, это его работа, он инструмент в руках Бога.

Переход

В медицине есть формальные критерии, когда человек ушел и его не вернуть: 30 минут безуспешной реанимации в обычных условиях, когда нет никакой электрической активности сердца, оно не реагирует, это значит — всё. Есть биологический критерий смерти: у человека появляется «синдром кошачьего зрачка», или феномен Белоглазова (СНОСКА: Возможность изменения формы зрачка с округлой на овальную при сдавливании глазного яблока с боков; появляется через 10-15 минут после наступления смерти) — тогда ясно, что он умер. Что происходит с душой в этот момент? Возможно, она отлетела еще раньше — мы этого не знаем. Наука ничего не может сказать по этому поводу.

Хотя есть байки, бытующие в околомедицинских кругах: например, будто кто-то взвешивал умирающих, и после момента смерти тело меняло вес — значит, душа сколько-то весит. На самом деле, если это и говорит о чем-то, то только о том, что определенное количество энергии затрачивается на переход.

Во всех книжках о тайне смерти — например, в знаменитой книжке доктора психологии Элизабет Кюблер-Росс «О смерти и умирании» или в «Переходе» хирурга Петра Калиновского — говорится, что существует нечто, что человек видит в процессе умирания: часто это тоннель, кто-то видит какие-то фигуры. Причем, как правило, люди даже в разных культурах видят приблизительно одно и то же — как раз у Кюблер-Росс, и у Калиновского это указано. Они не всегда могут сформулировать увиденное понятным языком. Мы, будучи верующими людьми, предполагаем, что здесь речь о переходе в загробную жизнь. А был такой академик Неговский, он писал, что это не что иное, как феномен трубчатого зрения, отмирание коры головного мозга. Любой процесс можно объяснить по-разному, исходя из своего мировоззрения, — ведь тут строго ничего доказать невозможно. Наука на самом деле эти вопросы не рассматривает.

Жизнь духа вне сознания — есть

Медицина не имеет дела с душой, она работает на другом уровне. Скажем, о последнем моменте жизни человека мы знаем чисто технически, с точки зрения физиологии, нейрофизиологии, но никто не знает на самом деле о духовной жизни. Врачи работают с телом и его проявлениями, в частности, с сознанием. Сознание — это то, что напрямую зависит от тела, от мозга. Есть определенные повреждения на биохимическом, на нейрональном уровне, когда сознание изменяется, а душа остается той же. Она же не меняется от того, что человек в коме, что он без сознания. Больные в глубокой коме способны слышать, что происходит вокруг них, и такие случаи многократно были описаны. Почему я в свое время и гонял своих молодых врачей и медсестер за то, что они в присутствии пациентов прохаживались по их поводу, говорили то, что не следовало говорить. Нельзя говорить: «А, этот умрет».

Жизнь духа вне сознания — есть. Более того, я уверен, что и в состоянии смерти мозга душа функционирует как душа. Поэтому, кстати, я не принимаю это понятие — смерть мозга. Я не могу сказать, какая жизнь души происходит в этом состоянии. Но знание православной догматики (второе высшее образование у меня богословское, я Свято-Тихоновский университет закончил еще) говорит о том, что душа — как было сказано преподобным Иоанном Дамаскиным — соединяется с телом не как часть с частью, а вся в целом. Если функционирует сердце, если функционируют легкие, значит, душа там существует и действует. Это как-то таинственно происходит…

Душа и психика

Психика, безусловно, связана с мозгом в том смысле, что нет мозга — нет психики. Но это не прямая связь. Сознание и мозг связаны больше, но тоже не тождественны. Можно повредить такие зоны мозга, которые никак не повлияют на психику. Например, можно повредить дыхательный центр: человек перестанет дышать, а психика у него будет совершенно нормальная при этом. Он будет жить, дышать с помощью аппарата.

Психика и сознание также не тождественны. У умственно отсталого есть сознание? Конечно, есть, но оно измененное. Есть угнетение сознания, а есть изменение. Например, под действием низкого давления, когда нарушается кровоснабжение мозга, человек плохо отвечает на вопросы, путается, заторможен — это угнетение сознания. А изменение сознания — это как раз нарушение психики. У шизофреника сознание изменено. Но душа — функционирует!

Человек должен знать…

Смерть противоестественна, Господь не создавал ее. Смерть — это то, что получилось в результате грехопадения. Она противоестественна, но можем ли мы представить наш мир, в котором смерти нет? Не можем. Это не значит, что мы должны воспринимать смерть как что-то положительнее. Она дурна, но у нее есть свои полезные качества. Например, то, что она препятствует эскалации греха…

Я смерть не принимаю, я ее не люблю и не могу смириться со смертью — это мое внутреннее ощущение. Поэтому ситуация, когда больной безнадежен по определению, для меня противоестественна. Я бы не смог работать в гематологии или в онкологии. Потому что любая реанимация тяжела тогда, когда ты имеешь дело с безнадежными больными, осознающими свое умирание.

Я не миссионер, не психолог: в силу специфики своей работы я человека не «веду», а вижу зачастую в первый и последний раз в жизни — у меня другая роль. Но я считаю, что человеку обязательно нужно рассказывать, к чему приведет его заболевание. В нашей медицине это не принято, но в принципе так должно быть: человек должен знать. Конечно, нельзя сказать просто: «Ты умрешь». А можно сказать: «Ты умрешь, но тебе этот период дан на подготовку к вечной жизни». Безусловно, это очень сложно. И мне бывает очень сложно говорить с людьми о смерти…

Дети: не отягощенные грехом

С пациентами-детьми мне приходилось иметь дело, в основном когда я работал на эпидемии дифтерии. У ребенка меньше грехов, поэтому, в отличие от взрослого, у него нет страха, ужаса. Хотя нельзя сказать, что он совершенно не боится смерти — для этого надо быть либо святым, либо дураком. Но ребенка не тяготит грех. Это момент, которым, в первую очередь, он отличается от взрослого. Другой момент: если взрослый часто строит психологическую защиту — он надеется, что не умрет, цепляется за любое слово врача, за любую надежду, убеждает себя, что выздоровеет, то ребенок, который умирает, прекрасно все понимает и не обманывает себя. Поэтому для него этот момент по-другому происходит. Хотя ребенок не верит в смерть свою — как исчезновение — он не может представить: как это, я есть, но меня не будет…

Если на взрослого человека давит то знание, которое он уже получил, — что жизнь заканчивается, то маленького ребенка больше страшит неизвестность, страшит расставание. Естественно то, о чем я сейчас говорю, ребенок не формулирует сам, но он, допустим, может сказать: «Я боюсь, я не знаю, как это», — и не способен сформулировать точно, чего именно он боится.

Но я никогда не видел, чтоб дети боялись бесов. Дети с этими инфернальными существами и не соприкасаются — на моей памяти такого не было. А к взрослым они приходят, и это достаточно страшно наблюдать… Человек начинает в ужасе метаться, он видит что-то, кого-то, иногда рассказывает после, что видел каких-то существ. Вообще в медицинской практике это классифицируется как делириум — галлюцинации, но они тоже бывают очень разные. И потом мое глубокое убеждение, что никаких галлюцинаторных расстройств такого типа нет, а есть именно контакт с этими инфернальными существами.

Кстати говоря, год назад была такая история. Мы перевозили пациента из больницы Кащенко (теперь она — «имени Алексеева», но в народе все равно — «Кащенко») в больницу соматическую — у него развилась пневмония, больной был очень тяжелый. Он находился без сознания, на аппарате ИВЛ, и вдруг открыл глаза, сфокусировал взгляд, причем не на нас, а в пространство, при этом вид у него был крайне испуганный, было ясно, что он увидел что-то крайне ужасное. При том что был без сознания — это легко определить, это видно.

Мы не знаем, к кому и зачем кто приходит, не знаем, что умирающий совершил в своей жизни. Бесы приходят и к праведным, чтобы попугать их. Но в том, что эта реальность существует, я убежден.

Страдания и Пасха

В православных молитвах есть такое прошение — о кончине безболезненной, мирной, непостыдной. На мой взгляд, это, в первую очередь, относится не к физической составляющей. Кончина безболезненна в силу того, что она непостыдна и мирна! Человек, который прожил свою жизнь праведно, так и умирает: приходит из храма, причастившись, ложится под иконы и умирает. Если нет — он проходит свои мытарства здесь, по каким-то известным ему и Богу причинам. Если такой человек страдает, но не просит эвтаназии, он эти страдания воспринимает совершенно по-другому — как страдания за Христа и со Христом. Господь терпел и нам велел.

Никто, конечно, не знает, как мы сами себя поведем, оказавшись в такой ситуации. Но по моему опыту, человек, который охотно соглашается на наркотики, на обезболивающие, верит больше в силу медицины, чем в силу Божию. И напротив, мы знаем массу случаев, когда праведные люди отказывались от обезболивающих. Во всяком случае, старались принимать как можно меньше сильных лекарств. Хотя, конечно, разные ситуации и разные болезни бывают, и четкой корреляции нет: принимаешь — атеист, не принимаешь — святой. Но мой опыт говорит о том, что нередко некая связь есть, и это всегда выбор самого человека…

Мне приходилось видеть, как умирают разные люди. К примеру, на прошлую Пасху прямо перед службой, на полунощнице, умерла одна бабушка. Я уже был в алтаре, но еще не облачался. Вдруг меня зовут: «Выходи, там бабушке плохо!» А у нас в храме несколько врачей — они уже ей реанимацию проводят. Это наша прихожанка, она постилась, очень благочестивая бабулька. И вот подошла к Плащанице, приложилась, сделала поклончик и тут же завалилась. Мы продолжили реанимацию — у меня с собой в машине реанимационный набор есть — но вернуть ее не удалось. Опять же, мы не знаем, почему ей Господь дал такую смерть. Но зная ее жизнь, мы можем предположить, что Пасху она встречает уже там…

Биографическая справка:

Иеродиакон Феодорит (Сеньчуков) — клирик Северодонецкой епархии Украинской Православной Церкви Московского Патриархата, сейчас за штатом. Врач-анестезиолог-реаниматолог. Работал во многих клиниках Москвы. Остается практикующим врачом скорой помощи. Также — врач паллиативной службы «Милосердие», работает с больными боковым амиотрофическим склероз.

Подготовила Валерия Посашко. Фото Юлии Маковейчук, Владимира Ештокина.

Блог доктора А.В. Тихомирова | Летопись уничтожения отечественного здравоохранения, жизнь медицины, о врачах, о пациентах, о бюрократии, о законах и бесправии в этой сфере. National health care destruction chronicle, medicine life, doctors, patients, bureaucracy, laws and lawlessness in this area.

Ковид-пандемия — то ли прошла, то ли еще предстоит.

Кризис — то ли начался, то ли еще нет.

Заварушки — то ли будут, то ли нет.

Чего ждать? От чего пытаться уберечься?

Так или иначе, но жизнь прежней уже не будет. С поправкой на эти факторы, но с другими детерминантами. Не политическими — социальными.

Политика политикой, а ход истории никто не отменял. Будь то смена технологического уклада или что-то иное, но общественные процессы выруливают туда, куда должны, хочет этого кто бы то ни было или не хочет.

И вот что же просматривается неумолимо в ближайшем или отдаленном будущем? Не в идеале, а в реальности. О чем говорит динамика настоящего? Разумеется, речь идет о будущем охране здоровья. Разумеется, о будущем без нынешней шелухи нового феодализма.

Конечно, глупо опасаться захвата отрасли марсианами частной медицины. По той простой причине, что медицина не может быть никакой иной, кроме как частной. Исторически краткий период нынешнего безвременья демонстрирует ровно это (социалистический период не в счет — медицина была тотально милитаризована мобилизационным характером здравоохранения в государстве).

Конечно, частная медицина не будет такой, как сейчас, т.е. помесью комсомольского задора и дикого капитализма в погоне за средним чеком. Не выживет такая организация медицинского дела: либо медицина, либо светлые бизнесовые идеалы.

И не потому, что за рубежом частная медицина якобы ТАК устроена — в понимании наших имитаторов от предпринимательства. Точнее, ровно потому, что она там устроена НЕ ТАК, как они это понимают и демонстрируют на практике это понимание здесь.

Там своя исторически сложившаяся социальная среда — почва, так сказать. И на этой почве хорошо растет то, для чего эта почва подходит. Но то, что растет на этой почве, не растет на другой. Точнее, другую почву надо делать этой. И никак иначе.

И что же — социальную среду переносить отттуда? Нет. Нашу социальную среду сделать такой, как там. Иначе — никак. Вот именно это и будет происходить. Небезболезненно. Небыстро. Но неизбежно.

Жизнь показывает: общество подвержено исторически меняющимся предпочтениям: сегодня одно, завтра другое. Сокращение алкоголя, отказ от табака, ЗОЖ — еще в 90-е было невозможно предположить, а уж в советское прошлое — тем более (преподносилось лишь пропагандой). И это произошло отнюдь не благодаря законодательным новациям — они лишь уловили социальный тренд и ускорили процесс. Оглядка на Запад? Вовсе нет.

Появились возможности. Люди стали беречь себя, чтобы ими воспользоваться. Следует подчеркнуть: не жизнь улучшилась, а возможности расширились — остальное человек сможет добрать сам. Без оглядки — на других и на власть.

Вот ровно это и характеризует перспективы изменений в сфере охраны здоровья. Люди осознали, что сами способны на многое. Кто-то едет лечиться за границу. Кто-то прибегает к услугам частной медицины. Это каждый решает для себя сам — по своему желанию и карману.

Но с этим человек осознал и возможность требовать. Требовать того, за что заплачено. И неважно, как заплачено: налогами или живыми деньгами. Пришло понимание, что бесплатный сыр может быть только в мышеловке. Но то, что не бесплатно — подотчетно и подответственно. И это стало все более осознаваемой точкой отсчета в понимании постсоветского человека.

И к медицине, и к государству по поводу медицины люди стали предъявлять соответствующие требования. Да, порой наивные. Да, часто несправедливые. Да, обычно без осознанного понимания их основательности. Но — требования. Навалившиеся на судебную систему. С выходом на международные судебные инстанции. И эти иски начали чувствительно щипать казну.

А казна в части финансирования здравоохранения у нас и так пуста. Появившиеся в 90-е годы академики и членкоры от организации здравоохранения почти поголовно — в частной медицине, транзитом через минздравы и департаменты. А этой самой организацией здравоохранения занимались это время все больше кибернетики, экономисты, политиканы от медицины. Вот и пожинаем плоды такого управления отраслью.

Отрасль за это время глубоко застряла в прошлом. Выхода из прошлого без радикальных изменений не просматривается. Но радикальных изменений не предвидится. Бег по кругу.

Совершенно очевидно, что намечается переход к тому, что изначально присуще западному миру: раздельность здравоохранения и медицины. Но в наших условиях это будет происходить иначе, чем в остальном мире.

Медицина в значительной мере уйдет в цифру, в виртуал. Это не значит, что лечить будут по Интернету. Но обследование с большой долей вероятности станет сфокусированным на специальных роботизированных диагностических многофункциональных терминалах — по существу, пунктах самообслуживания. Диспансеризация или спорадические обращения — все данные о конкретном человеке будут накапливаться всю жизнь. Подобно передвижным магазинам прошлого, передвижные диагностические пункты будут бороздить просторы Родины, охватывая всю сельскую местность. Плюс — носимые гаджеты и снимаемая ими диагностическая информация. Поскольку массив накапливаемой диагностической информации станет актуаализироваться чуть ли не в режиме реального времени, какие-то особо сложные обследования в других специализированных диагностических фокусах будут занимать минимум времени. Необходимость в поликлиниках отпадет.

И лечение будет происходить иначе. Полностью обследованный человек будет поступать в шаговой для него доступности пункты, куда вахтовым методом будут прибывать врачи-специалисты — для конкретного вмешательства, которое невозможно осуществить на расстоянии. Либо эти функции будет выполнять робот (а ля Да Винчи), а все необходимое до и после — осуществлять местный средний медперсонал. Больницы в нынешнем виде станут не нужны.

Если уйдут в небытие нынешние учреждения здравоохранения (кстати, и нынешние частные клиники также), ни главные, ни заглавные врачи станут не нужны. Исчезнут и вызывающие ныне раздражение у медицинского персонала администрации.

Но с этим неизбежно пропадет необходимость и в чиновничьем аппарате всех уровней. Их функции также легко выполнит робот-компьютер. Виртуализируются расчеты.

Виртуализируется и управление как таковое. Наступит момент истины: организация здравоохранения — это управление финансами. Компьютер с этим справится без проблем. Поскольку частная медицина уйдет в аппаратный функционал, постольку функцией управления здравоохранения станет обеспечение стоимости содержания всего аппаратного парка по всей стране и всех связанных с этим издержек.

Врачи (и остальной медицинский персонал), очевидно, уйдут от убогого положения медицинских работников и приобретут статус большей частью самостоятельных экономических агентов (аналогов ИП) и меньшей — государственных служащих. Соответственно, и оплата — либо медицинских услуг (для первых), либо исполнения должности государственной службы (для вторых). Они будут работать с выздом на вахты.

Тем самым научно-технический прогресс станет могильщиком нынешней организации здравоохранения, хочет того бюрократия или нет. Он же изменит организацию медицинского дела до неузнаваемости, хочет того медицинский мир страны или нет.

Вопрос лишь в том, кто попадет в тренд, а кто останется на обочине прогресса.

Будет меняться и система государственного управления и организации власти. Кончится эпоха щелкоперов — формулирование норм права и их толкование, определение, измерение и оценку объектов и явлений будет производить компьютер. Профессия юриста в существующем ныне виде уйдет в прошлое. UPD 02.08.2020: Как подтверждение — Исчезновение юридической профессии. Мысли после прохождения гарвардского курса по искусственному интеллекту

А что останется людям? Если почти все будет делать компьютер, то что будут делать люди?

Немного. И немногие.

Людям останется экспертная деятельность. Ценность которой взлетит до небес.

Потому что не сам компьютер будет придавать значение, расставлять приоритеты, определять правила — это ему задает человек.

И сегодняшние проблемы рассмотрения дел доктора Мисюриной или доктора Сушкевич покажутся несерьезными и искусственно запутанными и заволокиченными, поскольку их можно разрешить в одночасье.

И тогда ретроспективно можно будет вспомнить: а что же мешало просто корректно формулировать объективированные правила — вместо того, чтобы предоставлять все субъективному усмотрению людей?

И генерированный роботом закон станет человеческим, для людей. Исчезнет административное право как проявление слабости власти в правовом регулировании. Все вопросы ответственности распределятся между ответственностью личной (уголовной) и имущественной (гражданской).

Не завтра это будет, но — будет. Вопреки искусственным торможениям, неприятию, отрицанию. С этим сделать ничего нельзя. Как с погодой. Или чередованием восхода и заката. Бороться — бессмысленно. Можно лишь принимать как данность. И готовиться к этому.

Полагаю, что все будет быстрее и четче, яснее, рельефнее, чем я написал. Но — именно так, не иначе. Увидите сами. Если доживете. Если выживете.

И просьба в пианиста не стрелять, он играет, как умеет.

Медицина — UNSW Сидней

UNSW